Name: ПГТ ДИКСОН
SKU: 1245
Availability: InStock

Автор

Виктор Меламед

Виктор Меламед финалист шорт-листа премии Дар 2025. Художник, писатель, преподаватель переводчик

вторник

— Не хочу, — сказал Злов.

— Почему? Там люди уже пришли! Посмотрим разные штуки!

Была ярмарка, местные собирались возле казармы на выжженной площадке, и можно было обменять сломанное лезвие или кусок супа на разные штуки.

— Люди — бее, — сказал Злов и высунул язык.

— Это да.

— Слишком разные.

— Да, слишком разные.

— Как недочеловеки.

— Много недочеловеков называются недолюди.

— Как недолюди.

— Нет, если б они были как недолюди, они бы и были недолюди.

— Да, и тогда военные их всех убили бы.

— Значит, недолюди еще разнее.

— Фуу!

— Фуу.

— И еще они говорят непонятные слова.

— Как они друг друга понимают вообще.

— Те, которые говорят непонятные слова, они говорят только с друг с другом.

— Аааа.

— У них еще кожа другого цвета, больше как ветки.

— Фу.

— Фубее.

— Почему они такие разные?

— Так наверное проще отличать друг друга.

— А зачем?

— Да, прораб вот нас не различает, и ничего.

— Слов говорил, его различает.

— Врет.

Тлов пошел один. Люди сидели на корточках, разложив на земле штуки: один деревянные ложки, второй ржавый топорик, третий человечков, сделанных из тонких полосочек разноцветного пластика, четвертый выдавленный из листьев ядовитый сок, пятый проволоку, шестой какие‐то угольные палочки, седьмой сумку, сделанную из обрывков плаката так, что посередине была пятиконечная звезда, восьмой веревочные браслетики, которые Тлов мог надеть только на большой палец, девятый прозрачные камушки, десятый светящиеся грибы, каждый в отдельной пластиковой пирамидке.

У этого на шее висел респиратор, длинные волосы связаны в пучок на макушке. Он был тоньше и на вид слабее других, и лицо у него было уже, но смотреть на него было приятно. Тлов слышал про таких, это был женщина. В столовой разговаривали про женщин: они нужны, чтобы с ними делать что‐то этакое, но Тлов не понял, что, и все равно это можно только прорабам.

— Гомбэлэр яхшы, — сказал женщина.

Тлов загляделся. Кожа женщины колебалась при каждом движении. Её покрывали параллельные складки, как вельвет, из какого были штаны у прораба. На верхней губе росли несколько прозрачных светящихся волосков.

Животные пели:

Как красиво красииво

Чтобы разглядеть женщину, Тлову пришлось сесть на корточки и неудобно изогнуть шею.

Он протянул мизинец к его лицу. Женщина обхватил мизинец своей кошачьей лапкой и с усилием отвел в сторону.

Его пальцы были как будто скрученные в косичку.

— Гомбэ сатып алырсызмы! — вдруг закричал он, — яки узгарту!

Тлов отошел на несколько шагов, чтобы разглядывать женщину оттуда.

Неподалеку, возле одного из ржавых двуногих тракторов с руками-ножницами, стояли несколько людей с рюкзачками и в дорожных солнечных очках. Тлов подошел ближе: они держали в руках обрывки бумажек, покрытые мелкими значками. Когда один из них заметил Тлова, все попрятали бумажки за пазухи или в рукава.

Тлов пожал плечами и притворяясь, что просто идет мимо, отошел на пару своих шагов. Сверху ему все было видно. Местные и неместные бережно передавали бумажки из рук в руки, подносили их к носу и время от времени что‐то по очереди бубнили, высоко поднимая брови и показывая на бумажку указательным пальцем.

Тлов дождался, пока про него забудут, и в один длинный шаг подошел к этим людям.

— Что это? — спросил он.

Заохав, люди разошлись в разные стороны.

<…>

ученый

— Фамилия моя Злов, — сказал Злов.

— Злов? Злов! Ну конечно, Злов. Злов! — ученый засмеялся одной буквой Х: — Х-х-х-х-х!

Зэ,эл-о,вэ! Ты ж ладж оператив пять!

— Что?

— Ладж оператив пять!

— Что?

— Ладж оператив пять, балда, Ладж оператив пять! Исполнитель крупный пятого поколения!

Английская Вэ это римская цифра пять, понял, римская цифра пять! Первая буква личный индекс в подразделении, З твой личный индекс в подразделении. З имя, Лов фамилия, понял?

Понял, товарищ Зэ точка Лов, или не понял?

— Не понял.

— Конечно, не понял, х-х, мозгов‐то вам не закладывают особо, мозгов‐то, х-х-х-х-х, дааа, — он прищурился, — Пятого‐то Пятого‐то Пятого‐то я и не видел еще ни разу, а говорят, говорят, говорят, уже и шестое есть и седьмое, говорят, Лови, стало быть, и Ловий, х-х. Ты не переживай-не переживай, не факт, что они лучше тебя, х-х-х-х-х-х-х. Вот смотри-смотри, я — МээН-эС-ха, малый научный сотрудник десятое поколение, так что ты думаешь, я в го следующее поколение и еще следующее на лопатки кладу только так! — он говорил очень быстро, и Злов понимал не все, но все время кивал из вежливости.

— Эти все эти все шушера тут, ни два ни полтора, генетический мусор, отребье, полукровки, дворняги они все тут, понял? А мы вот с тобой мы с тобой породистые мы! Чистокровные мы с тобой! Х-х-х-х-х, вон как на тебе заживает все, как на собаке заживает, как на породистой на собаке. Евгеника! А вон там, смотри, знаешь, кто вон там? Смотри!

Он показал пальцем в дальний угол землянки.

Там в полутьме сидел сутуло, завернувшись в складки бежевого плаща, огромный человек, больше Злова. Злов не замечал его, потому что цветом тот сливался со стеной землянки.

Ткань плаща была покрыта какими‐то длинными рубцами и синими прожилками. Человек покачивался из стороны в сторону и мычал.

— Бывший ЛЕМ! Серьезно. Сам модифицировал, по индивидуальному проекту модифицировал, ЛЕМ, не слыхал? Ладж Эдибл Милкинг, большой съедобный молочный, ЛЕМ, понял? ЛЕМ-М! Модифицированный!

Мнения экспертов

Евгения Вежлян

Поэт, литературный критик, эссеист, историк и социолог литературы

Читатель, устремившись в мир этого текста, как на силовое поле в фантастических фильмах, наталкивается на феномен абсолютного остранения: он видит мир, описанный изнутри него самого, говорящий искаженным языком, только внешне похожим на наш. Слова русского языка забыли себя, превратились в знаки, символы, речевые формулы, застывшие, как заклинания и материальные, как вещи. Сверхлюди, недолюди, маленькие животные… Все они говорят цитатами: кто из попсовой книжки “1000 золотых афоризмов”, кто из Пушкина (почему-то из “Руслана и Людмилы”) (…) Собственно, этот текст - это такая чашка Петри культурной памяти. Растет там что-то, растет… И тому, что там растет, совершенно все равно, можем ли мы это понять - или нет.

Лиза Биргер

Филолог, переводчик, литературный критик, куратор литературных и театральных программ и книжного магазина «Полторы комнаты» в Стамбуле.

Первый художественный текст художника и графика Виктора Меламеда производит впечатление довольно сногсшибающее — это абсурдистский текст, сюжет которого пересказать почти невозможно, а персонажи кажутся пародией на самих себя. В каком-то смысле момент, в котором мы читаем этот неспокойный, тревожный текст определяет то, как мы его неизбежно воспринимаем. Чем неспокойнее снаружи, тем тревожное чтение. Однако даже на таком маленьком пространстве Меламеду удается добиться какого-то человеческого измерения текста, его персонажи оказываются сочувствующими и живыми, а не просто абсурдистскими масками, а звучащее слово, даже распадающиеся тени пушкинских строк, становится заклинанием утешения.

ПГТ ДИКСОН

Автор

Виктор Меламед

Мнения экспертов

Евгения Вежлян

Лиза Биргер

Литературные новости